Его дочка в детстве хотела, чтобы папа был художником и побольше времени проводил дома. Но Александр Феклистов с ранней юности выбрал себе беспокойную профессию артиста: еще школьником, а потом плавильщиком завода играл по вечерам в Театре Вячеслава Спесивцева. О кино, правда, не мечтал после того, как во время одной из попыток поступить во ВГИК экзаменаторы попросили улыбнуться и тут же заявили, что для экрана он не подойдет — зубы, мол, кривоваты. С тех пор Феклистов в кино не улыбается. Однако во многом благодаря этой неулыбчивости его герои вечно сосредоточенны, чужды открытым проявлениям чувств, и удивительно интересно следить за их внутренней жизнью. Главных же ролей у Феклистова в кино множество: «Отряд», «Лучшая дорога нашей жизни», «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», «Плюмбум, или Опасная игра», «Шура и Просвирняк»… А его потрясающий сценический Башмачкин, за которого Александр получил престижный театральный приз как лучший актер сезона!
— АЛЕКСАНДР, вы сейчас в труппе МХАТа, но ваш успех связан со спектаклями неких независимых трупп: когда-то по подвалам с Романом Козаком вы играли «Эмигрантов» Мрожека, потом на разных нетеатральных площадках — свои версии жизни балетного артиста Нижинского и гоголевского Акакия Акакиевича. Почему тянет «на сторону»?
— Когда я начал работать во МХАТе, мне очень нравилась труппа (сейчас, к сожалению, многие уже на том свете — и Олег Борисов, и Смоктуновский, и Богатырев). Но я почти ничего не играл там. Олег Николаевич Ефремов, у которого на курсе в школе-студии МХАТ я учился, чему очень рад, так раскладывает роли, что занимает в основном в своих спектаклях актеров своего поколения. У них общие идеи, общие проблемы. Поэтому пока дождешься своей роли — пройдут века и ты старик. Ну куда это годится! Поэтому мы пытались сделать что-то самостоятельно, чтобы как-то выжить творчески, не ощущать себя пылинками во МХАТе. И сейчас я, кстати, не в труппе МХАТа, просто играю там один спектакль — «Любовь в Крыму». А так я — свободный художник.
— Идет ли сейчас ваш спектакль «N» о Нижинском?
— Нет. Мы играем по западной системе антрепризы. Готовя спектакль, работаем по 8-10 часов в день. Потом выпускаем, и он идет каждый день. «Нижинского» мы сыграли 35 раз: если брать нормальный репертуар государственного театра, то примерно столько раз любой спектакль повторяется на протяжении сезона.
— Не жалко все же, что спектакль, в который вложены силы и душа, перестает существовать?
— Жалко. Но, с другой стороны, существует какая-то первая энергия, которая, как правило, в какой-то момент кончается, и тогда можно переставать уже играть любой спектакль. Когда в государственном театре спектакль начинает идти 2-3 раза в месяц, он, еще не родившись, умирает. Это ужасно обидно. А здесь спектакль встает на ноги, на наших глазах день ото дня растет, приобретает крепкую форму и эта форма начинает даже помогать содержанию. И энергичные плотные репетиции тоже важны. Ведь в обычном театре артисты приходят к 11 часам, пьют кофе, репетируют часов до двух, потом пауза, вечером играют совершенно другой спектакль. И все наработанное на репетиции уходит, растворяется — скорее, в буфете, чем в воздухе. Так может проходить месяцами. Все теряется по дороге…
— Не так давно вы появились в небольших ролях в фильмах «Подмосковные вечера» Валерия Тодоровского и «Год собаки» Семена Арановича. Чем привлекли те «неглавные» персонажи?
— Во-первых, у всех актеров подсознательно сидит страсть к лицедейству, желание «выйти из себя», превратиться в другого человека, дать негодяю по морде, в то время как в жизни ты не можешь этого сделать…
— Вы не можете, даже играя таких уверенных в себе людей?
— Не знаю, давно никому не давал. Но это из области ночных страхов или соблазнов, которые есть у всех, возможность выразить в живую то, о чем мечтается, — как бы это было сладко! Преодолеть свои комплексы и стать смелым, если ты слабый и трусливый, или стать слабым и беззащитным, если ты смелый и сильный.
— В «Годе собаки» вы играете мародера, действующего в радиоактивной зоне…
— Я старался играть его достаточно загнанным человеком. Это обычный российский мужик, учитель истории, который в силу обстоятельств, свалившихся на страну, вынужден стать «сталкером»: тайно ходить с приятелями в зараженную зону, набирать там продукты и продавать их, чтобы как-то выжить со своей такой же многочисленной, как у меня — семьей.
— А если бы у вас в жизни такая ситуация сложилась, как бы вы поступили?
— Бог его знает. Когда уже нечего жрать детям, тут уже поздно к кому-либо претензии предъявлять: ты поступаешь или так, или иначе. Я параллельно преподавал в школе-студии МХАТ — с ребятами. Заниматься очень интересно, хотя денег особых, конечно, этим не заработаешь. А порой подрабатываю на своей машине. Что-то куда-то перевожу, когда есть два-три дня свободные. А куда деваться?
— В кино что-то у вас сейчас есть?
— Только что сыграл священника в сериале по Н. Лескову «На ножах» и снимаюсь в роли одного из ближайших помощников сыщика Кашко в телесериале Владимира Аленникова «Короли российского сыска». Главную роль — человека удивительной судьбы, который возглавлял когда-то наш имперский сыск, доведя раскрываемость преступлений до 94%, играет Армен Борисович Джигарханян. С ним интересно работать, но он так занят в театре, что мы то и дело вынуждены делать паузы. Обещает прилететь с гастролей в такой-то день, а появляется только через три, причем назавтра должен опять улетать. Так что держит нас «в черном теле».
— Сколько у вас детей?
— Трое. Старший уже студент.
— А хобби есть?
— Недавно появилось два хобби. Одно — увлечение старыми фотографиями. Ищу какие-то открытки, старые альбомы — мне очень интересно всматриваться в лица людей другой эпохи, погружаться в их быт. Это чем-то напоминает детство. А второе… Позапрошлым летом я мучился с подбором какого-то литературного материала, была пауза — и в театре, и в преподавании, я мучился на даче, были всякие сомнения. И вдруг нам подарили старый развалившийся шкаф, который я с помощью моего пожилого соседа дяди Миши вдруг стал реставрировать. Своими руками. Так увлекся, что на две с половиной недели отвлекся от своих сомнений, душа пришла в гармонию с собой.
— А как ваша жена относится к тому, что вы подрабатываете шоферским трудом?
— Сама она занимается бизнесом, с пониманием относится к трудностям, которые сопутствуют моей профессии. В сегодняшней жизни надо приспосабливаться к переменам. Больно видеть людей, которые нищенствуют. Мне кажется, нельзя плыть по реке уныния вечно. Поэтому надо ломать какие-то устоявшиеся представления. Для всего мира это нормально, когда актер работает параллельно официантом, продавцом, шофером. Надо привыкать к новым условиям. Я немножко шалею от этой жизни, но мне всегда было скучно заниматься актерством в отрыве от реальности жизни. Хочется найти созвучный себе материал и пустить себя в эту реку жизни опять.
Алла Смехова, Петр Черняев. Газета «Подмосковные известия», 5 октября 1996 г.
