«Нужно разговаривать со зрителями, мы так долго их обманывали, настолько нагрузили их пафосом, что хочется, чтобы они вернулись в театр с доверием…»

Разработано jtemplate модули Joomla

В «Двенадцатой ночи» в постановке ирландца Деклана Доннеллана, показанной в Эстонии в рамках фестиваля «Золотая Маска», Александр Феклистов исполняет роль сэра Тоби, чисто шекспировского весельчака и выпивохи.

В разгар очередной пьянки сэр Тоби неожиданно заводит песню «Журавли над Колымой». Казалось бы, где Шекспир и где Колыма? Но внутреннего сопротивления не возникает: Феклистов играет так пронзительно, что границы между эпохами и странами стираются на раз. Точно так же в «Борисе Годунове» в интерпретации Доннеллана актер пародирует различных российских правителей, включая Путина, чью походку царь Борис «одалживает» в одной из сцен. Александр Васильевич Феклистов — поразительный комедиант, а лучшими комедиантами становятся, как известно, не самые веселые в жизни люди...

Прекрасные заблуждения молодости

— Вы считаете себя больше театральным актером, но чаще снимаетесь в кино, чем играете в театре...

— Да, как ни парадоксально, так оно и было в последнее время. Мне ближе театр, потому что это нечто более семейное, более душевное... короче говоря, спокойная гавань. Работа в кино и на телевидении в моем случае превратилась больше в коммерцию, чем в поиски чего-то нового. А еще есть «усталость металла», поиски своего режиссера... В театре, так уж получилось, я работаю в последнее время с Декланом Доннелланом, а он не так часто ставит.

— Вы поступили в Школу-студию МХАТ не сразу, а через год после того, как вас отвергли все театральные училища Москвы. Как вы тогда себя ощущали?

— Абсолютно уверенно и спокойно. Для меня это была не трагедия — я понимал, что все они дураки, а я один — умный и талантливый (смеется). И если я не поступлю в этом году, я сделаю какую-нибудь театральную программу, пойду в филармонию, покажу ее, там меня наверняка возьмут, ну или покажусь с этой программой в театре, несмотря на то, что у меня нет никакого образования... Я как-то был уверен в себе. Заблуждения молодости — это прекрасно. Никогда в жизни я потом не испытывал такой уверенности в себе!.. В итоге я один год проработал на военном заводе, чтобы меня не забрали в армию. А потом Олег Николаевич Ефремов взял меня на свой курс.

— После Школы-студии вас сразу приняли во МХАТ, вы проработали в этом театре много лет, пусть и с перерывом, и ушли из него в 2001 году. Почему?

— В первый раз я ушел в 1988-м, но тогда ситуация была другой. А в 2001-м... Умер Олег Николаевич Ефремов. Пришел Олег Павлович Табаков, у которого своих студентов и учеников — уйма. Он не любит чужих учеников, и это — его право и его дело. Толкаться среди других мне не хотелось. И потом — как раз появился проект Деклана Доннеллана «Борис Годунов», который первые четыре года много гастролировал. А подводить театр, отпрашиваться всякий раз я не мог. Но в итоге я сейчас опять играю во МХАТе — Сэмюэля Пиквика в «Пиквикском клубе». Получил много интересных и полезных советов от Олега Павловича... Никто же ни с кем не ругался.

Взрослый человек играет с фантиком

— Про роль царя в «Борисе Годунове» вы в какой-то момент сказали: «За все спектакли мне так и не удалась эта роль в полной мере. Мне нравится бороться и, в конечном итоге, хотелось бы добить эту роль». Что значит — добить роль?

— Я начну издалека. В 1993 году я захотел сделать моноспектакль. Мне было любопытно побыть наедине со своим одиночеством. Как себя ведет человек, когда он сидит дома один? Я вчера в гостиничном номере играл с фантиком, например. Там палас наэлектризован, и фантик выделывает такое! Я хохотал в одиночестве. Хотя вроде как полный бред — взрослый человек играет с фантиком... Я долго искал материал для моноспектакля, такой, чтобы текста было немного, ничего лучше, чем «Шинель» Гоголя, не нашел, и мы поставили спектакль «Башмачкин». И я поклялся не входить в эту реку второй раз. Одному играть безумно тяжело: непонятно, громко ты говоришь или тихо, жестко или мягко, нет никаких критериев, ты должен сам всё варьировать — и есть в этом нечто искусственное. А в «Борисе Годунове» я отчасти попал как раз в ту реку, в которую не хотел входить. Там очень много монологов, которые как-то надо решать. Это всегда вопрос: почему человек говорит вслух сам с собой? Да, существует некая условность, но — герой что, сумасшедший? Или он надеется достучаться до Всевышнего? Или он просто выговаривается?.. Очень всё было неопределенно. Эта роль и сейчас не добита до конца.

— А роль сэра Тоби в «Двенадцатой ночи»?

— Это другое дело. «Двенадцатая ночь» играется давно и сыграна много раз, в ней форма превалирует, как мне кажется, над содержанием. Хотя Деклан всё равно смотрит спектакли, делает замечания, меняет мизансцены, вплоть до костюмов.

Русские устают от русских

— Вы говорили, что Деклан Доннеллан не изменил вашего мировоззрения, но в том числе благодаря ему вы узнали, что такое современный живой театр...

— С точки зрения душевного комфорта Деклан воплотил все мои театральные мечты. Наверное, эстетически я стремился именно к такому театру — и обрел его. А еще у Деклана совершенно иная ментальность, что мы в последнее время стали очень ценить. Мы ведь сами от себя устаем. Русские от русских, эстонцы от эстонцев, наверное, устают... И, к сожалению, это заметно. Потому так здорово смотрятся зарубежные постановки — там иная ментальность, которую можно пить всю жизнь. Мы воспитаны по-другому, мы не так друг с другом разговариваем, не так спорим, не так иронизируем над собой, как это делает Доннеллан. Он в этом смысле — уникум.

— О роли отца Митрофания в «Пелагие и белом бульдоге» говорят разное: одни уверены, что у Акунина этот персонаж более харизматичен, другие считают, что вы сами попали в точку. А вам как кажется?

— Конечно, характер персонажа меняется в процессе работы. Иногда я заранее знаю, как мой герой сядет на стул, а иногда это решение находится на съемочной площадке. Бывает, роль меняется так, что потом персонажа и не узнать. Но ничего страшного в этом нет — никуда не денутся ни Пушкин, ни Акунин, ни Шекспир. Роль очень зависит от партнера, от тональности замечаний режиссера, от съемочной площадки, наконец... Мы во время съемок «Пелагии» имели возможность выезжать «на натуру». А это очень помогает, когда фильм снимается не на заднем дворе студии, а в аутентичной обстановке.

— Года три назад вы сказали в одном интервью, что живете «в период осуществления мечты». Что это была за мечта? Осуществилась ли она?

— Это была идиотская туристическая мечта: побывать на острове моего имени. Есть такой остров Феклистова в Охотском море, и я туда отправился вместе с группой друзей. Поехали ввосьмером, это было сложное, даже опасное путешествие: на маленьком баркасе в открытом море... Побывали на этом необитаемом острове и других Шантарских островах. Незабываемые впечатления!

— А сейчас у вас есть мечта?

— Мне бы хотелось поехать в той же компании... да куда угодно!

Николай Караев. Еженедельник «День за днем» (Эстония), 17 ноября 2009 г.